Валентина провожала утренний автобус в Патриках, скрывая дрожь в руках и тяжесть в сердце. За год, проведённый в небольшом посёлке, она привыкла к размеренному укладу: шум кузницы по утрам, запах свежего хлеба из местной пекарни и тихий привет соседей-дачников. Но её душа требовала другого — высокого вдохновения, бурного потока эмоций и возможности смотреть на мир сквозь призму искусства. Оставив Хадякова на пороге их последнего свидания, где его глаза полились недоумением и обидой, Валентина сжала в сумке лишь самые необходимые вещи и те воспоминания, что не могли уместиться ни в одном чемодане.
Петербург встретил её туманными каналами и звонкими колоколами старинных соборов. Под надменностью гранитных набережных таилось неясное предчувствие: здесь можно было услышать шёпот пушкинских строк, если прислушаться к плеску волн, и увидеть всё множество судеб, прогуливаясь по мраморным лестницам Эрмитажа. Первые дни Валентина бродила по улицам Васильевского острова, варилась в толпе на Дворцовой площади и замирала перед картинами современного искусства в мансардах на Литейном. Каждый мазок на полотне или щелчок старой камерой превращался для неё в магнит, тянувший к тому, что она называла высоким чувством — осознанием собственной свободы творца и участницы великой культуры.
Но в тишине студийных вечеров, когда кисть принимала форму эмоций на холсте, к ней незримо закрадывалось сожаление о Хадякове. Где бы она ни была — в кругу поэтов на встрече клуба любителей Ахматовой или в старинном зале Мариинки, заслушиваясь фортепианными этюдами, — мысль о нём становилась тихим эхом. Николай, простой мастер по древесине из Патриков, разделял её мечты о гармонии, но не мог подарить её новую жизнь в мире светской красоты. Теперь Валентина стояла на пороге двух миров: оставаться верной прошлому или идти дальше по пути, где каждый вдох питался любовью к искусству и надеждой на встречу с тем, кто сумеет понять её стремления. И, возможно, её истинный шаг — не только в сторону Невы, но и навстречу возможности заново открыть себя, не забывая того, кто однажды подарил ей крылья.
